«Миротворцы» с оружием: соответствие Новому Завету и христианской морали

Введение

Иисус Христос провозглашает заповеди блаженства в Нагорной проповеди, включая слова: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф. 5:9). Эти слова легли в основу христианского понимания подлинного мира и ненасилия.

Термин «миротворцы» сегодня нередко применяется к вооружённым людям – например, к солдатам в миротворческих силах. Возникает вопрос: насколько оправданно такое употребление с точки зрения ненасильственной христианской этики и новозаветного учения? В христианской традиции понятие мира не сводится лишь к отсутствию войны; оно связано с праведностью, любовью и примирением. Ниже мы рассмотрим библейское учение о миротворцах, его богословский смысл, взгляды ранних христиан и современных христиан-пацифистов (меннонитов, квакеров, анабаптистов), а также проследим историческую эволюцию понятия «миротворец» – от евангельского идеала до его трансформации в церковно-политическом контексте.

Учение Христа о миротворцах (Нагорная проповедь)

В Нагорной проповеди Иисус Христос провозглашает: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф. 5:9)[1]. Это единственное место в Новом Завете, где употребляется греческое слово εἰρηνοποιοί (eirēnopoioí) – буквально «делающие мир», «творцы мира»[2]. Смысл этого слова указывает на активное созидание мира: примирение людей, прекращение вражды и привнесение гармонии. Как отмечают богословы, в самом термине заключён творческий подход – умение нестандартно «сотворить» мир там, где есть конфликт[2]. Христос ставит миротворцев в один ряд с другими носителями евангельских добродетелей (кротостью, милосердием, чистым сердцем и т.д.), обещая им особое звание «сынов Божьих» – то есть людей, уподобившихся самому Богу в деле любви и примирения[3].

Важно подчеркнуть, что евангельский миротворец действует ненасильственными методами. Эта заповедь неразрывно связана с другими наставлениями Христа о непротивлении злу и любви к врагам. В той же главе Матфея Иисус учит: «Не противься злому; но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф. 5:39)[4][5], «Любите врагов ваших… и молитесь за обижающих вас» (Мф. 5:44)[6]. В Гефсиманском саду Христос прямо запретил ученику применять меч, сказав: «возьявшие меч мечом погибнут» (Мф. 26:52)[7]. Таким образом, Новый Завет очерчивает образ миротворца как человека, достигающего мира не силой оружия, а жертвой, кротостью и прощением. Мир, который дает Христос, «не такой, как мир дает мир» (см. Ин. 14:27) – это мир сердца, основанный на примирении с Богом и ближними, а не навязанный силой извне[8].

Мир и насилие в раннем христианстве

Первые христиане восприняли учение Христа о любви и мире буквально, сформировав традицию христианского ненасилия. В допостконстантиновский период (I–III вв.) большинство церковных авторов осуждали участие в войнах и убийствах. Например, мученик Иустин Философ свидетельствовал: «Мы… изменили свои мечи на орала, а копья – на земледельческие орудия»[9], указывая, что христиане предпочли мирную жизнь воину. Ориген (III в.) писал, что христиане служат царю и Отечеству не на ратном поле, а духовно: «Мы не становимся воинами (императора), даже когда он силой заставляет нас, – мы сражаемся за него молитвой»[10]. Для Оригена всякая пролитая кровь была несовместима с поклонением Богу.

Другие отцы Церкви также решительно отвергали возможность христианину быть воином. Тертуллиан утверждал, что Христос, запретив Петру воспользоваться мечом, раз и навсегда отвратил Своих учеников от кровопролития. Ипполит Римский в одном из древних церковных канонов постановил: ни епископ, ни христианин не могут одобрять убийства – христианину не должно быть в армии, а желающий пойти на военную службу должен быть отлучён[11]. Особо категоричен был мыслитель Лактанций (начало IV в.): «Праведнику нельзя служить в армии, ибо он служит справедливости… Нет никакой разницы – убиваешь ли ты мечом или словом, поскольку само убийство запрещено… Убить человека всегда – великое злодеяние»[12]. Ранние христиане верили, что лучше пострадать самому, чем причинить зло другому: «предпочтительнее пролить свою кровь, нежели запятнать руки и совесть чужой», писал апологет Арнобий[13]. Такой радикальный пацифизм первых веков показывал, что звание миротворца они понимали исключительно в ключе отказа от насилия и готовности страдать за правду, но не убивать.

Пацифистские традиции: меннониты, квакеры и другие

Хотя начиная с IV века официальная Церковь стала всё больше допускать участие христиан в справедливых, с её точки зрения, войнах (об этом – ниже), евангельский идеал непротивления злу не исчез. Его хранили различные пацифистские движения в истории. В Средние века против милитаризма выступали некоторые еретические группы (например, вальденсы). Окончательно же принцип христианского пацифизма оформился во время Реформации в XVI веке в среде анабаптистов.

Особый вклад внесли меннониты – последователи голландского проповедника Менно Симонса. Менно, бывший католический священник, пережил глубокое обращение, осознав, что «насилие и война противоречат Евангелию»[14]. Он учил, что истинный христианин никогда не возьмет в руки меч против ближнего, даже врага. Слова Иисуса Петру «все, взявшие меч, от меча погибнут» (Мф. 26:52) стали для меннонитов категорическим запретом на любое кровопролитие. Христиане, по Менно, призваны не убивать за веру, а быть готовыми умереть в любви даже за врагов[15]. Известен его призыв: «Наше оружие – не мечи и копья, но терпение, молчание, надежда и Слово Божие»[16]. Последователи Менно Симонса (их назвали меннонитами по его имени) строго придерживались принципа ненасилия, что вызывало непонимание и гонения как со стороны католиков, так и со стороны протестантских властей того времени[17]. Тем не менее движение выжило, и до сих пор меннониты известны приверженностью миролюбию.

Похожей дорогой шли и квакеры (Общество Друзей) – англо-американское христианское движение XVII века. В 1660 году, после череды войн и потрясений в Англии, квакеры официально объявили так называемое Свидетельство мира. В знаменитой декларации к королю Карлу II они заявили: «Мы полностью отрицаем всякие войны и брани и сражения с внешним оружием, под каким бы то ни было предлогом; ...мы отвергаем и свидетельствуем против всякой борьбы, войн и раздоров… Наше оружие не плотское, но духовное»[18]. С тех пор квакеры неизменно выступают против участия в боевых действиях. Наряду с меннонитами и церквами братьев, они принадлежат к так называемым «историческим церквям мира», которые считают буквальное исполнение Нагорной проповеди – в особенности непротивление и любовь к врагам – краеугольным камнем христианской жизни[19][20]. Эти сообщества готовы идти на жертвы и даже принимать страдания или смерть, но не брать в руки оружие. Например, во время мировых войн многие меннониты и квакеры отказывались от призыва и шли на альтернативную (гражданскую) службу, предпочитая тюремное заключение убийству врага. Лишь во второй половине XX века государства стали постепенно признавать право христиан-пацифистов не воевать – в том числе и в России, где сейчас закон позволяет проходить альтернативную службу по убеждениям совести[21].

Официальные церкви и «справедливая война»

В истории официальных церквей (прежде всего, Православной и Католической) отношение к войне претерпело значительную эволюцию. Если первые три века христианство было практически абсолютно пацифистским, то после возвышения Церкви при императоре Константине ситуация изменилась[22][23]. Возникла теория «справедливой войны», наиболее полно сформулированная блаж. Августином. Августин признавал, что война сама по себе – зло, но утверждал: «Несправедливость противной стороны вынуждает мудрого вести справедливые войны»[24]. То есть греховная агрессия врага делает войну вынужденной мерой для восстановления справедливости. По Августину, в такой войне военачальник, солдат и народ выступают скорее слугами правосудия, чем виновниками насилия[24]. Это обосновало участие христиан во государственных войнах, если те направлены на прекращение зла. Позднее учение о допустимости войны во имя мира было развито схоластами: Фома Аквинский систематизировал критерии «справедливой войны», а в новое время католические теологи (Ф. Суарес и др.) уточняли условия, при которых христианин может брать оружие без греха[23].

Таким образом, в средневековье образ «миротворца» в официальном церковном дискурсе трансформируется: им могли называть уже не только кротких примирителей, но и правителей или воинов, подавляющих смуту и наводящих порядок силой. Парадоксально, но понятие «пакс» (мир) нередко связывалось с победой в войне: считалось, что разбив нечестивых врагов, христианский монарх «устанавливает мир». Примеры тому – крестовые походы, объявленные ради «мира и освобождения Святой Земли», или титул русского царя Александра III Миротворца, который гордился тем, что его армия своими оружием сдерживала врагов и обеспечивала мир в державе. Церкви благословляли воинов на ратный подвиг во имя защиты Отечества и веры; возник лик «праведного воина» (например, почитаются святые князья, павшие в битвах). Конечно, это было далеко от изначального евангельского пацифизма. Но такой сдвиг отражал стремление церквей сохранить влияние в воинственном мире: насилие считалось допустимым ради охранения большего блага и мира.

Следует отметить, что даже допускав участие в войнах, традиционные церкви всегда оговаривали: война – лишь горькая необходимость, оправданная только при защите невинных и восстановлении справедливости. Например, Православная Церковь канонически предписывала воинам, пролившим кровь, временно воздерживаться от Причастия – как знак покаяния даже за вынужденное убийство врага[25]. Тем не менее, на протяжении многих веков термин «миротворец» мог применяться и к владыке с мечом, если он, по мнению Церкви, «поддерживает мир» победой над злодеями.

Современное понимание и возвращение к ненасилию

Опыт жесточайших войн XX века заставил христианские церкви пересмотреть акценты. После ужасов мировых войн голос христианских пацифистов зазвучал громче, и многие церковные лидеры признали приоритет мира над любыми государственными интересами[21]. Католическая Церковь особенно после Второго Ватиканского собора (1960-е гг.) стала говорить о миротворчестве не только как о предотвращении войн, но и как об устранении самих причин конфликтов – несправедливости, ненависти, нищеты. В новейших католических документах идея «справедливого мира» (just peace) вытесняет прежнюю концепцию «справедливой войны»[20]. Папы XX–XXI вв. неоднократно заявляли, что насилие не приносит подлинного решения: например, св. Иоанн Павел II говорил, что «насилие и оружие никогда не могут решить проблем человечества». Католический катехизис ныне подчёркивает обязанность стремиться избежать войны любой ценой, признавая вооружённую оборону лишь крайней мерой.

В мировом православии тоже наметилась тенденция к возврату евангельских идеалов мира. В 2020 году была обнародована социальная доктрина Константинопольского патриархата «За жизнь мира», в которой провозглашено: «каждый акт насилия – грех; даже неизбежное убийство есть убийство собственного брата». Идеалом объявлен жертвенный непротивленческий подвиг (как у первых русских святых страстотерпцев Бориса и Глеба)[26]. Хотя документ допускает самооборону как «трагическую необходимость», он подчёркивает, что мотивом даже в оборонительном насилии может быть только любовь, а не жажда мести[27]. Примечательно, что данная позиция отвергает привычную терминологию «справедливой войны» как не соответствующую духу Христову[28]. Такой подход заметно отличается от более жесткой позиции Русской Православной Церкви, изложенной в «Основах социальной концепции» (2000), где защита Отечества вооружённым путём признана благородным делом[29]. Однако и в РПЦ всё чаще звучат призывы к миротворчеству в евангельском смысле – через диалог, любовь и служение примирению народов, а не через силу оружия. Существуют православные миротворческие инициативы (например, Православное содружество мира), развивающие богословие ненасилия. Таким образом, сегодня даже официальные церкви постепенно возвращаются к пониманию, что высший идеал – мир без меча, а не «мир, навязанный мечом».

Политическое употребление термина «миротворец»

В современном светском лексиконе «миротворцами» зачастую называют людей в форме, имеющих при себе оружие. Например, международные миротворческие силы ООН – это вооружённые контингенты, вводимые в зоны конфликта для прекращения огня и разделения враждующих сторон[30]. Их задача – принуждение к миру, что может включать демонстрацию военной силы, блокаду и даже ограниченное применение оружия[31]. Солдат в голубой каске, держащий автомат, сейчас обычно именуют «миротворцем» без каких-либо оговорок. Аналогично, государства нередко называют «миротворческими миссиями» операции, которые по сути являются военным вмешательством, пусть и с декларируемой целью наведения порядка. Возникла устойчивая терминология: «поддержание мира» (peacekeeping) через вооружённое присутствие, «принуждение к миру» силой и т.п.

С точки зрения подлинной христианской морали возникает коллизия: термин из Нагорной проповеди используется для вооружённых людей, готовых применять насилие. Многие богословы и верующие задаются вопросом – не является ли это подменой понятий? Ведь евангельский «миротворец» – это, скорее, святой Франциск, идущий с любовью усмирять озлобленных, а не солдат с винтовкой, вставший между ними. Христианские пацифисты однозначно утверждают: называть людей с оружием миротворцами в духовном смысле неправомерно, поскольку мир, достигаемый оружием, обычно временный и обманчивый. Он зиждется на страхе и подавлении, а не на истинном примирении сердец. Квакеры, меннониты и им подобные указывают, что «мир через победу» – хрупок и иллюзорен, тогда как мир Христов достигается лишь преображением человека, прощением и отказом от мести. Их девиз: «Нет пути к миру, мир и есть путь», предполагающий жизнь по принципам любви и ненасилия здесь и сейчас, а не после устранения врагов силой.

В то же время, представители официальных церквей иногда более лояльно относятся к светскому понятию «вооружённый миротворец». Они признают, что миротворцы ООН или честные солдаты, разнимающие противоборствующих, действуют из благих побуждений – остановить больший террор, спасти невинных. Например, священники окормляют таких воинов, молясь о том, чтобы те проявляли милосердие и удерживались от излишней жестокости. В этом смысле некоторых военных тоже называют «миротворцами», хотя и осознают всю трагичность ситуации, когда для достижения мира приходится брать оружие[27]. Современная христианская мысль пытается найти баланс: признать заслуги тех, кто рискует жизнью ради прекращения насилия (например, разнимая стороны конфликта), но одновременно напоминать, что идеал Евангелия – непролитая кровь. По выражению одного православного документа, даже вынужденный защитник с мечом должен проливать слёзы покаяния, осознавая греховность всякого убийства[12].

Заключение

«Блаженны миротворцы» – эти слова Христа остаются нравственным компасом для христиан всех направлений. Подлинный миротворец в новозаветном понимании – тот, кто стремится установить мир Божий: примирить людей с Богом и друг с другом, победить зло добром, а не умножить зло ответным насилием[32]. Исторически христиане не всегда следовали этому идеалу буквально. Появилось иное употребление термина – миротворец с оружием в руках – которое отражает реалии падшего мира, где порой силой пытаются остановить ещё большее зло. Однако с позиций ненасильственной христианской морали такое употребление выглядит противоречивым. Новозаветное учение призывает скорее к переменению сердец, чем к подавлению врага. Поэтому называть вооружённых людей «миротворцами» допустимо лишь в оговорённом, условном смысле – как людей, стремящихся прекратить бой. Но в полном христианском смысле миротворец – это тот, кто вообще не берёт в руки меч. Как писал Лактанций, «убить человека – всегда злодеяние», даже если делаешь это во благо[12].

Таким образом, с евангельской точки зрения легитимность термина «миротворцы» по отношению к вооружённым людям весьма сомнительна. Это скорее вынужденный компромисс в языке: попытка благим словом оправдать необходимое, но печальное дело. Христианские пацифисты напоминают нам, что истинный мир никогда не устанавливается штыками – он рождается в духе любви, прощения и жертвенности. Идеал, к которому призывает Христос, – мир без оружия, когда «волк и агнец будут пастись вместе» (Ис. 65:25) в обновлённом мире. Пока же человечество не достигло этого идеала, употребление слова «миротворец» к людям с оружием будет продолжать вызывать моральные споры – побуждая нас вновь перечитывать Нагорную проповедь и задумываться, каким путём приходит подлинный мир.

Источники: Христос, Нагорная проповедь (Мф. 5–7)[1][4]; греч. εἰρηνοποιός – «творящий мир»[2]; высказывания ранних христиан (Ориген, Лактанций и др.) о непротивлении[33][12]; пацифистские декларации меннонитов и квакеров[16][18]; Августин о справедливой войне[24]; современное богословие мира[27][20]; понятие миротворцев в ООН[34].